13. Не говори с тоской: их нет…

Вот и всё. Смежили очи гении.
И когда померкли небеса,
Словно в опустевшем помещении
Стали слышны наши голоса.

Тянем, тянем слово залежалое,
Говорим и вяло и темно.
Как нас чествуют и как нас жалуют!
Нету их. И все разрешено.

Д. Самойлов

Кого можно считать старцем? Ясно, что не всякого седого старика и уж, конечно, не каждого священника, которому нравится учить и наставлять. Старец прежде всего подвижник, всецело преданный Господу, имеющий немалый опыт церковной жизни, духовную мудрость и, самое главное, дар молитвы, благодаря которой он получает от Бога таинственную силу понимать другого человека и помогать ему советом. Ответственность старца за судьбу послушника требует высоких нравственных качеств, прежде всего рассудительности и любви; послушник же обязан лишь одним – полным отвержением своей воли. На Руси даже перед самой революцией, когда еще царил патриархальный семейный уклад и послушание – родителям, старшим, наставникам – считалось нормой жизни, умение повиноваться означало как профессиональную, так и духовную  зрелость человека. «Павлик Ряб без слова кормщика воды не испивал. Если кормщик позабудет сказать с утра, что разговаривай с людьми, то Павлик и молчит весь день. Однажды зимним делом посылает Рядник Павлика с Ширши в Кег-остров; в тороки к седлу приложил хлебы житные. Павлик воротился к ночи; Рядник видит: житники не тронуты. Он говорит: у кого из кегостровских-то обедал? – Приглашали все, а я коня пошел поить.  –    Почему же отказался, если приглашали? – Потому что тебя, осударь, забыл о том спроситься. – Ну а свой-то хлеб почто не ел? – А ты, осударь, хоть и дал мне подорожный хлеб,  а  слова не сказал, что, Павлик, ешь! Рядник, помолчав, проговорил: Ох, дитя! Велик на мне за тебя ответ будет!»[1].

В древних монастырях идеальные отношения старца и послушников предполагали совместное жительство и ограниченное, не более трех, число учеников, которые имели возможность вдохновляться личным примером учителя.

Преподобный Леонид (в схиме Лев; †1841) по этому образцу жил на Валааме и в Свирском монастыре, во всем повинуясь старцу Феодору (1756–1822), ученику преподобного Паисия Величковского (†1794), возродившего в России афонскую школу древневосточного духовничества. Но, возвратившись в Оптину пустынь, о. Лев получил благословение руководить духовной жизнью обители и принимать паломников, нуждающихся в утешении и совете. С ним укрепился особенный самостоятельный путь русского старчества – быть на служении всему человечеству.

О старцах уместно сказать словами В. А. Жуковского: «Не говори с тоской: их нет, / но с благодарностию: были». Навсегда с нами портреты, письма, целые тома воспоминаний, воссоздающие их быт, высказывания, поучения, которые навеки остаются критерием подлинности и богоугодности старческого служения. В нашей стране старцем нередко становился не отшельник, не монах, а женатый приходской священник. Митрополит Питирим (Нечаев; 1926–2003) в юности окормлялся у настоятеля столичного храма Иоанна Воина о. Александра Воскресенского (1875–1950). «В подвиге пастырства, вспоминал владыка, он следовал словам апостола Павла: «Я хотел для всех быть всем, чтобы спасти хотя бы некоторых» (1 Кор., 9, 22). Его отличало необыкновенно теплое, радостное, отеческое, благожелательное внимание к приходящим»[2].

Игумен Никон (Воробьев; 1894–1963), приняв монашество в годы повсеместного закрытия монастырей и храмов, до конца своих дней служил на приходах, был примером строжайшей требовательности к себе (но не к чадам). Как духовник он следовал поучениям святителя Игнатия: «Тогда исполняют обязанность свою наставники, когда они ищут, чтобы в душах, приводимых ими ко Христу, возвеличивался и возрастал один Христос». Его «Письма о духовной жизни» вошли в круг обязательного чтения православных благодаря достойнейшему ученику старца, Алексею Ильичу Осипову, который в свою очередь стал наставником нескольких поколений студентов духовной семинарии и Академии, а теперь и миллионов телезрителей.

Старец –   это непостижимое Божие благословение, великий дар, имеющий иногда великие последствия. Жил когда-то в Валаамском монастыре, перекочевавшем в Финляндию, подвижник, выплеснутый волной революции из России; приехал в Париж учиться в Свято-Сергиевском институте, пострижен в монашество и возведен в духовный сан на Трехсвятительском подворье. Именно его, архимандрита Афанасия (Нечаева; 1886–1943) встретил однажды на лестнице храма Андрей Блум, будущий митрополит Антоний Сурожский (1914–2003). Увидев на лице незнакомого монаха «сияние вечной жизни», избрал его своим духовником и впоследствии стал тем, кем стал, не только миссионером, создавшим православную епархию в Великобритании, но и, в сущности, старцем, научившим миллионы людей, особенно в России, любить Бога и человека. «Помню, меня поразило в одной московской церкви, – рассказывал С. С. Аверинцев, – как после обедни сотни верующих подходили к нему под благословение, и он успевал посмотреть в глаза каждому, каждому! таким огненно-сосредоточенным взглядом, словно во всей вселенной только двое: этот человек и он».

Оптина расцветала в синодальный период[3], который принято порицать из-за подчинения Церкви государственной власти; однако и в эту эпоху Господь не лишил землю нашу благодатных даров Святого Духа: явилось множество подвижников благочестия. В XIX веке получили воспитание будущие мученики и святые, благодаря которым даже в пору беспримерного натиска на христианство, превосшедшего масштабы гонений за всю историю человечества по жестокости, всеохватности и длительности, Церковь жила и сохранилась Россия, ибо народ не отказался от веры.

Когда в Гефсиманском скиту скончался преподобный Варнава (†1906), многие из его духовных чад обратились за помощью и поддержкой к преподобному Алексию Зосимовскому (Соловьёву; †1928), известному уже старцу, праведнику и молитвеннику; именно ему поручили вынуть жребий при выборах патриарха в 1918 году.

Старцу Зосиме, в схиме Захарии (Егорченкову; 1850–1936),Господь судил стать последним духовником Троице-Сергиевой Лавры и последним насельником, покинувшим ее по настоянию властей. Все советские годы верующие активно посещали могилу старца, прозорливца и чудотворца, на Немецком (Введенском) кладбище в Москве, там всегда стояли цветы и горела лампадка; не так давно мощи перенесены в Лавру.

Святой праведный Алексий Московский (Мечёв; †1923) в глубокой скорби по смерти жены встретился с о. Иоанном Кронштадтским и получил завет, принятый им как послушание: «Будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя…». Храм святителя Николая в Клённиках стал духовным центром столицы; принадлежность к «Маросейке» означала глубокую церковность, верность Христу, пламенность веры. Путем о.Алексия шел и его сын, священномученик Сергий Мечев (†1942), создавший из прихожан «покаяльную семью» и подававший надежды, по слову старца Нектария, стать выше отца; но путь его оборвал арест и расстрел.

Преподобноисповедник Георгий (Лавров; †1932), постриженник Оптиной, до 1918 года наместник Мещовского Георгиевского монастыря, получил благословение на старчество от священномученика митрополита Кирилла (Смирнова; †1937) в Таганской тюрьме; вплоть до второго ареста принимал народ в Свято-Даниловом монастыре, где покоятся теперь его мощи.

Еще один постриженник Оптиной, преподобноисповедник Севастиан (Фомин; †1966), келейник старцев Иосифа и Нектария, отбыв заключение в Карагандинском лагере, счел правильным поселиться в пригороде Караганды, создал общину, построил храм, окормлял верующих, которые стали съезжаться к нему со всей страны; батюшку почитали как старца и великого молитвенника.

Схиархимандрит Амвросий (Иванов; 1879–1978) провел в Оптиной семь лет послушником, переведен ради улучшения пения регентом в Пафнутьев-Боровский монастырь, в этой обители пострижен и рукоположен. После ссылки в Казахстан долгие годы служил в селе Спас-Прогнанье Калужской области. В советские годы, когда монашество превратилось в воспоминание, он прославился как Балабановский старец и носитель Оптинского духа[4].

Преподобноисповедник Сергий (Сребрянский; †1948), избранный Великой княгиней Елисаветой в духовники Марфо-Мариинской обители, после северной ссылки поселился в глухой деревне Тверской области, однако и там находили его почитатели, желающие не просто получить благословение и совет, но обрести верное направление на всю будущую жизнь[5].

Продолжателем традиций старчества считали архимандрита Серафима (Батюкова; 1880–1942); о нем можно узнать из книги «Катакомбы ХХ века», которую написала В.Я. Василевская, родная тетка о. Александра Меня[6].

Питерские обращались к преподобному Серафиму Вырицкому (†1949), получившему постриг в самом начале лютых гонений; подражая своему небесному покровителю, вырицкий старец в годы испытаний молился об Отечестве на камне перед иконой Саровского чудотворца.

Яркий след в истории Церкви оставили преподобные митрополит Зиновий (Мажуга; †1985), схиархимандриты Серафим (Романцов; †1976)[7], Серафим (Амелин; †1958) и Андроник (Лукаш; †1974); родившиеся в дореволюционной России, они прошли школу послушания в Глинской пустыни и на протяжении всего богоборческого периода XX столетия несли пастырский подвиг служения Церкви и людям.

Преподобный Симеон (Желнин; †1960) подвизался в Псково-Печерской обители; много лет «из лаптей не вылезал» в трудах ради укрепления монастырского хозяйства; только в 1927 году после пострига в схиму его назначили духовником; до самой смерти он окормлял братию и многочисленных паломников. Последний урок послушания старец явил у врат смерти: по просьбе наместника преставился не в день памяти преподобного Серафима 15 января, как был извещен, а в Крещенский сочельник.

Преподобный Серафим (Тяпочкин; 1894–1982) – тот самый священник, которому удалось взять икону из рук несчастной кощунницы Зои (Куйбышев, 1956). Село Ракитное Белгородской области, где он служил с 1961 года, приобрело известность, верующие со всех концов страны устремлялись к старцу, получая духовное наставление, исцеление и утешение.

Протоиерей Тихон Пелих (1895–1983) получил от Господа обильные духовные дары, не будучи монахом: состоял в благополучном браке и имел детей. С начала 1950-х годов он служил в Ильинском храме у стен Троице-Сергиевой Лавры и стал по благословению Патриарха духовником учащихся Московской Духовной Академии и Семинарии: наставлял, исповедовал, венчал или благословлял на монашеский путь будущих пастырей и архиереев нашей Церкви. После невольного выхода за штат Господь возложил на о. Тихона новое послушание – трудный подвиг старчества. Можно сказать, «вся Москва» знала дорогу в село Акулово, станция Отрадное Белорусской железной дороги, где он прожил последние годы жизни при храме Покрова Пресвятой Богородицы.

Архимандрит Павел (Груздев; 1910–1996) с шести лет жил в монастыре; специфика эпохи не позволила ему получить образование, свои «университеты» он пятнадцать лет проходил в тюрьме, лагере и ссылке. Его отличала вызывающая, на грани юродства, простота, за которой скрывались смирение, любовь и кротость, а также прозорливость и чудотворения. Недавно скончался его ученик, духовное чадо, отец Димитрий Смирнов (1951–2020), который многое позаимствовал у своего старца, в частности грубоватую манеру общения, уместную при обличении пустоты, лицемерия и фальши.

Те же пятнадцать лет провел в лагерях протоиерей Михаил Труханов (1916–2006) и всегда, по молитве к Господу, все, что пришлось пережить, принимал с радостью. Богослов и писатель, он принимал множество духовных чад в подмосковных храмах, где служил.

 Архимандрит Тихон (в схиме Пантелеимон, Агриков; 1918–2000) прошел всю войну и поступил в Троице-Сергиеву Лавру, окончил семинарию и Академию, стал широко известным духовником. Очереди, которые выстраивались к нему на исповедь, привлекли внимание органов; последние годы жизни старец провел в скитаниях, скрываясь в молитвенном уединении.

Старец Николай Гурьянов (1909–2002) служил на острове Талабск (Залита) посреди Псковского озера; сюда приезжали верующие со всех концов страны. Он ясно видел их прошлое, настоящее и будущее и старался помочь предостережением и советом.

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин; 1910–2006) прожил в Псково-Печерском монастыре с 1967 года до самой смерти. Его называли «всероссийским духовником», «столпом русского старчества», последним пророком и духовным советчиком Президента. Вероятно, он единственный старец, который удостоился визита главы государства и продолжительной с ним беседы, доставившей батюшке радость.

Во времена, совсем близкие к нашим, жили в Троице-Сергиевой Лавре хорошо известные в православной среде архимандриты Кирилл (Павлов; 1919–2017) и Наум (Байбородин; 1927–2017), в Печерах архимандрит Адриан (Кирсанов; 1922–2018), изгонявший бесов; свидетелей настолько поражали его «отчитки», что они становились ревностными христианами. Были и другие духовники, по устроению и влиянию на людей близкие к старцам: протоиереи Александр Ветелев (1892–1976), Димитрий Дудко (1922–2004), Александр Мень (1935–1990), Геннадий Нефедов (1942–2017), Геннадий Огрызков (1948–1997), иеромонах Павел (Лысак; 1941–2019), архимандрит Амвросий (Юрасов; 1938–2020).

     В Можайске служил замечательный священник  о. Петр Деревянко (1927–2009); для всех, кто его знал, он был образцом глубокой веры, высокой красоты церковного служения и клиросного пения, которое он чрезвычайно любил; к нему приезжали писатели; их стараниями батюшка был удостоен премии «Имперская культура».

Широкой известностью пользовался архимандрит Гермоген (в схиме Тихон, Муртазов; 1935–2018), тридцать лет прослужил он в Пюхтице, а когда Прибалтика отделилась, больше двадцати лет окормлял народ во Пскове, в Снетогорском монастыре.

Перешел в вечность протоиерей Георгий Бреев (1937–2020), любимец церковной Москвы, воспитатель и наставник множества священников, безупречный духовник и старец. Завершился земной путь протоиерея Николая Ведерникова (1928–2020), замечательного пастыря и церковного композитора. Отошел ко Господу архимандрит Герман (Чесноков; 1941–2020), известный всей России воитель на бесов и замечательный духовник; к нему устремлялись богатые и бедные, молодые и старики, неграмотные цыгане и руководители крупных компаний, алкоголики и наркоманы, звезды эстрады, измученные разными страстями. Отец Герман недоумевал, почему правительство не вводит в школах Закон Божий и сокрушался, что сменить его на поприще экзорциста никто не отваживается. Может быть, кто-то оказался вне поля зрения автора и не упомянут здесь. Все они шли крестным путем, все являли образец смирения, кротости и мудрости, ибо что такое мудрость как не Божий дар чистоты сердца и ума после многих лет покаяния. Стиль нашего старца хорошо иллюстрируется ярким свидетельством очевидца: один духовник грамотно и вдохновенно говорил о послушании, о смирении, ссылаясь на авву Дорофея, Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, а закончил беседу… слезами: «Вот, брат, говорю-то я так, а сам живу по-другому, нет у меня самого ни терпения, ни послушания, ни смирения»[8]. Все они беззаветно служили Богу и людям и, конечно, не забыты своими чадами. Еще пребывают на земле известные духовники отцы Илий (Ноздрин), Валериан Кречетов, Артемий Владимиров, Геннадий Фаст, Владимир Волгин, Владислав Свешников, Константин Островский и, конечно, многие другие. Целую книжку недавно выпустили про духовников[9] – значит, они есть.


[1] Шергин Б. Добрым людям на услышанье. Поморские рассказы. Былины. Дневники. М.: Никея, 2021. С. 158.

[2] Митрополит Питирим. Русь уходящая: Рассказы митрополита Питирима. СПб., 2007. С. 78.

[3] В период обер-прокурорства К. П. Победоносцева (1880–1905) Русская Православная Церковь получала из государственной казны ежегодно около двадцати миллионов рублей; его называют охранителем, он им и был, стоял на страже веры и отечества. Неизбежно, увы, с его именем связывается ужасная характеристика Блока:

В те годы дальние, глухие,

В сердцах царили сон и мгла:

Победоносцев над Россией

Простёр совиные крыла…

Строчки эти, конечно, свидетельствуют о темной мгле в сердце поэта.

[4] Запальский Г. Оптина пустынь и старчество после революции. На сайте «Богослов.ru». 24 февраля 2020.

[5] Его благословение на брак получила Н. Н. Соколова, жена священника и мать троих незаурядных служителей Церкви (см. ее книгу «Под кровом Всевышнего»).

[6] Василевская В. Я.. Воспоминания. Катакомбы ХХ века. М.: Фонд имени Александра Меня, М., 2001.

[7] Именно он в 1966 году в Сухуми совершил монашеский постриг о. Иоанна Крестьянкина.

[8] Третьяков Сергей, священник. Валаамские светильники духа. ХХ век.М.: Изд-во Сретен. монастыря, 2015. С . 63.

[9] Виноградов Л. Духовники о духовничестве. Шестнадцать бесед со священниками. М.: Новое Небо, 2018.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *