20. Спецназ должен быть обучен

Монашество есть совершенное христианство, утверждал Л. П. Карсавин. Понимая высоту Своего идеала, Спаситель не требовал от всех полного его соблюдения, снисходя и прощая. Тех же, кто чувствовал в себе силы, достаточные для того, чтобы поднять «бремя неудобоносимое», Христос звал к совершенству, к высшему, что доступно человеку, к «следованию за Ним» – и, стало быть, к отречению от мира. Ту же идею в упрощенном до шутки варианте выразил питерский священник архимандрит Исидор (Минаев): миряне – это вроде самодеятельность, где можно дойти до каких-то духовных высот, а можно и не дойти. Но монахи призваны жить как христиане-профессионалы: по уставу, под руководством настоятеля, духовника; это христианский спецназ. А спецназ должен быть обучен и теоретически подкован, чтобы вести за собой мирян узкой дорогой ко Христу.

Когда-то в христианской вере умники усматривали нечто простенькое, «веру угольщиков», утешающую этих самых угольщиков, но стесняющую мысль образованного человека; а вот теперь астрофизик Роберт Ястров, бывший агностик, написал: «Ученого, много лет жившего верой в силу разума, в конце пути ждет величайший кошмар; представьте, вот он поднялся на горы невежества, вот он уже почти покорил самый высокий пик, вот он одолевает последний утес – и его встречает компания теологов, сидящих на вершине уже несколько сотен лет»[1]. Никто теперь не считает религию «пережитком прошлого», «опиумом для народа» и «сказками первобытных скотоводов», и уже давно наука не представляется «прогрессивной заменой», источником счастья и благодетелем человечества. Когда душе открываются необъятные сокровища христианской мысли, захватывает дух. Одна престарелая монахиня рассказывает, что «Невидимую брань» в 1970-е годы переписала от руки, причем с рукописного же экземпляра, а труды русских религиозных философов в юности читала («ну, пыталась читать») в библиотеках, пока в читальном зале Ленинки не перестали выдавать, например, Соловьева, а в Историчке книги Булгакова и Бердяева заменили светокопиями.

 Сегодня эти воспоминания кажутся фантастикой: книжные магазины и православные лавки переполнены, правда преимущественно беллетристикой; умные книги, за отсутствием спроса, издаются мизерными тиражами[2]. Да и, вследствие компьютерной революции, читают теперь мало, по домам и книг-то нет, разве что электронные, «чтоб пыль не собирать»; в монастырь являются безграмотные люди, не знакомые с церковной традицией, не умеющие трудиться, читать, молиться, а главное, не готовые слушаться и учиться.

В некоторых монастырях стараются приучать к чтению: «Когда я только пришел в монастырь, – делится в интернете один насельник, – мне сказали, что есть три основные монашеские книги: авва Дорофей, «Лествица», «Невидимая брань», – и их нужно читать по кругу: прочитал одну, потом другую, третью, и снова вернулся к первой. Нового не узнаёшь, но ум погружается в божественное и ты проникаешься этим духом».

Иные насельницы сокрушаются, что в свое время по разным причинам не получили образования. Но сегодня в любом монастыре созданы условия, чтобы жить по-христиански: есть храм, богослужение, книги, ты избавлен от борьбы за существование, от необходимости ради выживания лукавить, изворачиваться, заботиться о деньгах и хлебе насущном; можно вести чистую жизнь, читать, трудиться над своей душой, молиться, беседовать с Богом и, пожалуйста, восполнять пробелы в знаниях, было бы усердие, и нечем нам извинить, нашу, по выражению святителя Филарета, духовную малоуспешность. Уже одно участие в богослужении, созданном веками апостольской ревности, молитвенного горения, подвижнического труда святых, открывает внимательному слушателю неисчерпаемую бездну божественной красоты и премудрости; предки наши становились умными не учась в институтах, поскольку часто молились в храмах[3] и за службой впитывали глубочайшее назидательное содержание каждого церковного дня.

Говорят, для спасения не нужно знать, нужно верить; но мы же не мусульмане! Святитель Филарет решительно утверждает: «Никому не позволено в христианстве быть вовсе неученым и оставаться невеждою. Если ты не хочешь учить и вразумлять себя в христианстве, то ты не ученик и не последователь Христа»[4]. Сейчас каждому доступно и святых отцов прочитать, хотя бы чтоб не принимать всякую лапшу на уши из интернета, главного теперь источника информации, но далеко не всегда надежного. Вот, например, популярный «Правмир» публикует беседу с молодым священником, который, однако, уже преподает, окормляет какую-то паству и вещает с твердой уверенностью: «Мне старец сказал сажать морковку вверх ногами. Я считаю, что это полная ерунда, но я доверяю своему старцу, он меня раньше никогда не обманывал. Из-за этого доверия я знаю, что у него какая-то причина есть дать мне это послушание. Я не считаю, что сажать морковку вверх ногами это божественное откровение; оказывается, морковку надо было всю жизнь сажать по-другому». Вот тут прав молодой батюшка: морковку не сажают вверх ногами – морковку сеют, меленькими семенами, какие ноги! По-видимому, и сам иеромонах, и редактор сайта, а может, и упомянутый старец морковку покупают в магазине; но отцы-то, в которых автор, как без ложной скромности сообщает, «немножко разбирается», были огородниками и уроки послушания преподавали, используя капусту вверх корнями. Ибо капусту высаживают выращенной рассадой, кустиками, срок созревания у нее длиннее.

Подростки, продолжает священник, приходят на исповедь и говорят: «Я не слушаюсь маму». Особенно смешно, когда парень, слон, приходит такой и говорит: «Я не слушаюсь маму». Ты говоришь: «Я тебе раскрою страшную тайну — ты не будешь слушаться маму. Я тебе гарантирую, что ты всегда и везде не будешь маму слушаться. Нет такой заповеди – слушаться маму».

Ну как же, батюшка дорогой! Как может не быть такой заповеди? Ладно, Ветхий Завет опустим, не все читали, но вот, навскидку, Евангелие: «Ибо Бог заповедал: почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрет». (Мф. 15, 4). Вот Апостол: «Дети, повинуйтесь своим родителям в Господе, ибо сего требует справедливость. Почитай отца твоего и мать, это первая заповедь с обетованием: да будет тебе благо, и будешь долголетен на земле» (Еф. 6, 1-3). Сам Христос рос в повиновении у родителей (Лк. 2, 51) и вполне уже взрослым слушался Маму, например в Кане (Ин. 2, 4 – 5). Вот пример из биографии Иоанна Кронштадтского: однажды в начале Великого поста он сильно заболел, и врачи предписали есть мясо. Больной согласился, но с условием позволения своей матери. Написали ей в Архангельскую губернию, через пару недель пришел ответ: «Посылаю благословение, но скоромной пищи Великим постом вкушать не разрешаю ни в каком случае». Отец Иоанн принял запрещение равнодушно, отказался от мяса и даже рыбы, но, вопреки опасениям врачей, поправился. «Слушаться маму непременно и обязательно,– учил один старый священник, – хоть бы она и ахинею несла».

Дальше в интервью рассуждают о послушании, батюшка разъясняет, что оно от слова «прислушиваться», от умения услышать другого. Потом о смирении: советует трезво посмотреть, «что я могу сделать в этой ситуации, остальное отдать Богу». Сказано хорошо и правильно, но ничего нового в этих рассуждениях, слава Богу, нет.

 На наш век пришлось «великое культурное одичание» – так назвал свою книгу Владимир Дашкевич, более известный как композитор[5]. В качестве иллюстрации к понятию масскультуры автор этой уникальной книги приводит знакомое всем явление: «Множество людей со стеклянными глазами, у которых в ушах торчат провода наушников; мимо проносятся машины, в которых грохочет ритм-секция… это не музыка, это глушилка, которая бьет в мозг, заглушая сигналы тревоги, экзистенциональный страх, о котором писали Кьеркегор, Хайдеггер, Ясперс и другие философы. Заблокированное правое полушарие сигналит, что потеряна связь с Богом, и человек глушит этот голос и постоянный страх кто наркотиками, кто алкоголем, кто компьютерными играми, кто попсой, кто фальшивым смехом в ситкомах… Но страх нарастает»[6].

Культуру В. Дашкевич определяет как программу накопления информации и самосовершенствования человека, единственный социальный инструмент, создающий баланс интересов «я» и «мы», который называется этикой, нравственностью; отсутствие стойкой этической системы приводит к распаду государства[7].

Некоторые помнят, с каким жаром Н. С. Хрущев (1894–1971) громил враждебных власти писателей и художников, но с тех пор ни один из правителей нашего государства вообще не произносил слова «культура»[8].

Что касается монастырей, они с древних времен считались центрами учености, философии, любви к мудрости; в монастырях зародились традиции богословия, органически связанные с аскетическими и культурными интересами монашествующих. Не случайно в период иконоборчества именно монахи стали на защиту религиозного искусства, его свободы от давления государства, с его утилитарным подходом.

Русские монахи, следуя любви Христовой, стремились служить ближнему не только на личном, но и на общественном, даже государственном уровне. Преподобная Евфросиния Полоцкая (†1167), став игуменией, учредила школу, библиотеку, иконописную и ювелирную мастерские, скрипторий по переписыванию книг. Обители, возникая в диких необжитых местах, становились центрами просвещения и несли с собой культуру задолго до того, как о ней начинала заботиться правящая власть.

В скит преподобного Нила Сорского принимались только грамотные монахи, прошедшие искус в общежительных монастырях. Преподобный учил «повиноваться Богу по божественным Писаниям, а не так бессмысленно, как некоторые: и когда в монастыре с братьями, будто бы в повиновении, в самоволии бессмысленно пасутся, и отшельничество так же осуществляют неразумно, плотской волей ведомые и разумом неразмышляющим, не понимая ни того, что делают, ни того, в чём утверждаются»; в «самоволии – значит не по Божьей воле, не по Его Писаниям, а в мнимом послушании по человеческим представлениям и без разумения».

Отец русского старчества преподобный Паисий высокое значение придавал «служению слова», как называли его ученики работу по приготовлению монастырских вечерних чтений на славянском и румынском языках, во время которых он читал и толковал тексты, только что переведенные им и его ближайшими сотрудниками. И в старости, уже будучи тяжело больным, он не щадил себя, трудясь над изучением и переводом патристических текстов, подготовив оригинальную школу переводчиков.

Древнейший монастырь Антония Великого в Египте представляет собой яркий пример христианского «спецназа»: принимают людей только с высшим образованием, отслуживших в египетской армии, после трех лет испытания. Те же условия в коптских монастырях, также находящихся «в окружении», на мусульманской территории; под угрозой ущемления в правах для них особенно важно сохранять независимость и самостоятельность.

---

[1] Цит. по: Метаксас Э. Чудеса. М.: Эксмо, 2016. С. 52.

[2] Иосиф Бродский в Нобелевской лекции (1987) сказал пророческие слова: «Ни один уголовный кодекс не предусматривает наказаний за преступление против литературы. И среди преступлений этих наиболее тяжким является не преследование авторов, не цензурные ограничения и т. п., не предание книг костру. Существует преступление более тяжкое – пренебрежение книгами, их не-чтение. За преступление это человек расплачивается всей своей жизнью; если же преступление это совершает нация, она платит за это своей историей».

[3] Не все знают, что богослужение в городских храмах Российской Империи начиналось в 4 часа утра, чтобы прихожане имели возможность помолиться до работы.

[4] Святитель Филарет (Дроздов). Слова и речи. Т. 3. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2009. С. 97.

[5] На Западе этот процесс носит название «контркультура».

[6] Дашкевич В. Великое культурное одичание. М.: Русский шахматный дом, 2018. С. 534, 536.

[7] Там же. С. 458.

[8] Стоило написать эту строчку, и Президент забытое слово произнес (декабрь 2020): «Я редко смотрю телевизор, просто времени не хватает, но иногда, если попадается, оторопь берет», – сказал он и озвучил непристойные темы популярных ток-шоу. Он добавил, что происходящее «отражает культуру населения» и понадеялся, что с годами она будет расти. «Я очень рассчитываю на то, что мы-таки будем поднимать этот уровень и не будем шокировать наших людей и корежить их сознание, а наоборот, будем укреплять», – сказал он, но тут же заверил, что ограничений контента телевидения и соцсетей «сверху» ожидать не приходится. Выходит, что репертуар СМИ зависит от культуры населения, а не наоборот. Понятно, что страшно запрещать, страшно прослыть гонителем, но критерий допустимого все-таки должен присутствовать, пусть и ценой авторитета в некоторых кругах.