Родился восточно-европейской овчаркой, 31 марта 1995 года поступил в монастырь вместе со своей хозяйкой, которой достался полугодовалым подростком от батюшки, пытавшегося вырастить строгого охранника усадьбы и потерпевшего фиаско, потому что милого увальня воспитывали также три поповича и одна поповна, все мал мала меньше.
Разочаровавшись в восточно-европейцах, батюшка купил себе щенка-кавказца, а несостоявшегося стражника вместе с материалом для будки и рулоном сетки рабицы для вольера переселил на окраину города в семью прихожан, в которой шалопая с радостью приняли, заведомо прощая все шалости. Однажды, правда, хозяйка настолько огорчилась результатом повышенного интереса Октая к безобидному петушку, что забыла про христианскую любовь и отлупила обидчика пернатых рваным мешком. Пес был изумлен поркой, но все понял. Потом за хозяйкой пришла машина, старенький москвич, в него погрузили какие-то вещи, хозяйка взяла его на поводок и они вместе уселись на заднее сидение. Пес не понимал, что происходит, тяжело дышал, слюна с языка капала водителю за шиворот. Наконец, приехали. Выгрузив свой скарб, хозяйка ласково потрепала за уши и сказала: «Теперь здесь будем жить, не печалься, тебе понравится».
В Барятине собаку по благословению игумении поселили возле кельи служащего священника, который охотно взял на себя заботы по уходу за породистым красавцем: кормил, гулял, купал в Медынке. Октай сразу почувствовал себя на новом месте как дома. К монастырским курам поворачивался спиной, позволял даже склевывать остатки еды в миске. Трудновато привыкал к обилию кошек, наконец, запомнил проживающих в келейном корпусе и позволял проходить мимо будки не облаянными. На дворовых порыкивал для острастки, но не обижал.
Через год с небольшим о. Д. уехал, перевели в другой храм, и Октай заскучал без прогулок. Сестры за послушание по очереди выгуливали собаку. Наблюдать за ним, когда отпускали с поводка, было одно удовольствие: огромный пес, охотясь за лягушками, прыгал, рыл ямы и застывал с глупой мордой, недоумевая, куда сбежала почти настигнутая жертва. Его утешали, просили дать лапу, он подавал правую, а когда отпускали, тут же совал левую.
В 1996 году возле его будки началось строительство келейного корпуса, и Октай показал, что рожден псом служебной породы, сидел возле горы стройматериалов, поглядывая, не приближаются ли воры. Воры, слава Богу, не приближались.
Всем был хорош наш любимец, кроме одного: не терпел других собак, в каждой видел соперника и стремился доказать свое превосходство. Случалось, он срывался ночью с привязи, поэтому количество бродяжек в Барятине очень скоро было сведено к нулю. Доставалось и дворовым, чьи будки находились близко к ограде. Ни один забор не был для него препятствием, нам приходилось не раз просить прощения у прихожан за его ночные похождения.
На 12-м году жизни Октай заболел, ветврач поставил диагноз: рак. Болезнь вылезла на шкуру, наш друг почти не вставал. Но с его морды не сходило умильное выражение, казалось, он вполне доволен и такой жизнью, всем позволял трепать себя за здоровое ухо, так же подавал лапы одну за другой.
Студеным поздним вечером перед началом Рождественской службы он лежал, высунув из будки один нос, и выполз только, завидев матушку игумению. Поднялся, проводил взглядом, чем немало утешил ее. Во время службы в храм пришел трудник Александр и сообщил, что Октай отмучился. Сестры пели, глотая слезы. Горевали долго. Весной взяли щенка, у которого бабушка была ротвейлер, дедушка – проходимец, потомство, соответственно, получилось породы «барятинская сторожевая». Назвали Нью-Октаем, чтобы снова звучало имя, которое вовсе не хочется называть кличкой.